Елена – жительница Балаклеи. Четыре месяце она прожила в оккупированном городе, прежде чем решилась уехать вместе с дочерью. В Балаклее осталась мать Елены Наталья, с которой женщина постоянно держала связь . Редакция "ОстроВа" пообщалась с обоими балаклейчанками. Вот что они рассказали о жизни в оккупации . Балаклея до оккупации и после. Фото: соцсети “ Сначала было несколько налетов. Мама живет неподалеку от базы (база хранения боеприпасов – ред.), мі были уверены, что вот-вот ее взорвут. Так и случилось – 27 февраля загорелись склады, в домах вокруг вылетали окна. Территорию там разбили полностью, уже потом и гореть было ничему. Я тогда думала, успели наши вывезти что-то оттуда”, - вспоминает Елена. Войска рф зашли в город 2 марта. " Их было очень много – колонна шла на трое суток. Беспрепятственно. Наш мэр к тому моменту уже сбежал (балаклейский голова Иван Столбовой сдался оккупантам, после чего уехал в рф – ред.). Мы просто смотрели на это в молчаливом ожидании – рассказывает она. - И машины, и танки, и пешком шли военные. Сразу поставили блокпосты на перекрестках, заняли все админздания. Мама живет неподалеку от местного предприятия. Орки там базировались, завезли технику. Оттуда и стреляли”. “Они как били, здесь дом ходит ходуном, очень страшно. Там и "Торі" эти были , и "Грады" , - добавляет Наталья. В начале июня мать Елены получила ранение – обломок насквозь пробил ей руку. Женщина была в огороде со старенькой мамой, когда неподалеку разорвался снаряд. “Я сначала оглохла, вообще не могла подняться, - вспоминает жительница Балаклеи. - Затем почувствовала, как рука жжет. Поднимаю ее, а из рукава кровь бежит. Я в шоке, как- то дошла до дома. Бабушка наша тоже пострадала, ей спину посекло. Мы не слышали ничего: ни свиста, ни шипения. Просто будто кто-то резко толкнул ”. Пострадавший дом в Балаклее. Фото: соцсети Похищение людей и пытки мужчин Среди местных вдруг оказалось очень много сторонников "русского мира". Младший брат Елены – военнослужащий ВСУ. Местные коллаборанты знали об этом, поэтому через некоторое время после оккупации к ее матери пришли с обыском. “Во двор машина заехала. Соседи сразу им мамины окна показали. В квартиру пришли пятеро военных. Мы были вчетвером: я, мать, бабушка и моя дочь-подросток. Начали обыск, все перевернули вверх дном, проверяли паспорта, телефоны. Мама свой телефон прятала с первого дня, его не нашли. Все свидетельства общения с братом, фото мы удаляли, на наших телефонах тоже ничего не было. Я удалила даже " Дію ". Они все пересмотрели, потом говорят маме: вы с нами поедете. Сказали, чтобы мы не волновались, ее скоро вернут”. Наталью привезли в местный отдел полиции. Возле здания на голову женщине надели мешок и повели внутрь. “Сидела я около часа в камере одна. Затем ко мне завели двоих женщин, тоже в мешках, - вспоминает она. - В камере их снимали, а по коридорам только так водили. Мы начали разговаривать. Оказалось, что у обеих сыновья военные. Одна была в отделе уже две недели, другая дней 10. Спрашивают: “А ты почему здесь?”. А я где-то в кино смотрела, что могут быть "подсадные ". Думаю – на всякий случай, ничего им говорить не буду. Ответила, что не знаю. Потом спросила у них, бьют здесь? Говорят: " Бить - не бьют, но используют шокеры. Как применят, все вспомнишь, что им нужно”. Это у оккупантов, мол, тактика такая: они узнают у женщины номер сына или мужа, звонят ем , несколько секунд дают поговорить , а затем, когда она "пищать " начнет, чтобы слышно было, " выбивают "необходимы данные ”. Наталья решила: чтобы там ни было, сына не подставит. “Рана у меня тогда еще свежая была – рука опухшая, синяя. Я взвесила все “за” и “против” и начала стучать в дверь. Кричу: “Мне плохо! Откройте! Женщины в камере переполошились. Ты чего ?” - спрашивают. Отвечаю, что рука очень болит, сейчас потеряю сознание. Одна из них вдруг мне предложила обезболивающее. Где бы она его взяла? Я отказалась и стучать стала сильнее. Пришел какой-то военный. Я начала сползать на пол, говорю: " Мне плохо, помогите !". Он мне принес таблетки, потом подумал и дает мне мешок: " Идем за мной". Повел меня на допрос». В допросной Наталью ждали двое бурят в военной форме. “Они начали расспрашивать о сыне. Я сказала, что мы не общаемся, мол, невестка настроила против меня. Плачу: “Если бы я знала, куда он пошел, я бы его не пустила!”. А они мне: “А где вы ранение получили?”. Я рассказала. Они спрашивают: “А как вы думаете, это кто стрелял - наши или ваши?”. Говорю: " Ваши по своим не стреляют". Им мой ответ понравился. Я постоянно плакала и стонала, что болит рука. И что сын меня "предал". О телефоне тоже спрашивали. Я говорю: забрали ваши на блокпосту. Наверное, они поняли, что толку с меня немного, потому что я делала вид не совсем адекватной женщины. Меня отпустили”. Молитва "Отче наш" на стене застенки в полицейском отделе Балаклеи . Фото: соцсети Женщины считают, что Наталье очень повезло, ведь не все, кто попадал в отдел полиции возвращались домой. "Соседка живет напротив. Она рассказывала, что туда много людей привозили с мешками на голове, каждую ночь было слышно страшные мужские крики. Она спать не могла от ужаса. Сына знакомой забрали, он работал на "арсенале" (база хранения боеприпасов), тооже увезли. Она его искала, ходила к коменданту. Единственное, что ей сообщили, что его нет в Балаклее. Исчезали волонтеры, молодые ребята, которые развозили по району продукты и медикаменты. Например, исчез автомобиль с людьми и грузом, а затем этот автомобиль видели на улицах с нарисованной "Z". И такое случалось довольно часто. Мы все старались не выходить на улицу без острой потребности и в одиночку, особенно женщины пытались им на глаза не попадаться – не дай Бог, кому-то понравишься. Россияне ходили по городу с автоматами, вели себя как хозяева». Товары с "ЛНР" и поклонники "русского мира" Во время оккупации в Балаклее работало несколько торговых точек. Товары завозили через Купянск. Много продуктов было из России, а также с маркировкой "сделано в ЛНР". “Это были те предприниматели , которые соглашались на сотрудничество. Большая часть магазинов была закрыта. Они [ оккупанты ] взламывали магазины, забирали оттуда все, что считали нужным. Однажды местным давали по пачке сока. Говорят: "Это мы вас угощаем". Награбленным у нас же угощаете? ”, - вспоминает Елена . За продуктами выстраивались очереди: купить необходимое было непросто, ведь кроме ограниченных поставок и сверхвысоких цен, нужно было еще уступить продовольствие новой "администрации" города. “Вот стоят люди возле магазина, подъезжает несколько автомобилей с россиянами. Они заходят, берут все, что им нужно: на глазах у людей выносили ящиками, паками продукты. Затем еще могут несколько машин подогнать. Пока они не наберут себе сколько им там надо, - мы ждем. Что после них оставалось, то и покупали. Хлеб пока напекут, надо ждать где-то 1.5 часа, собирались очереди, к концу времени ожидания могли приехать орки, забрать весь хлеб себе”. Цены на продукты во время оккупации . Фото: соцсети Первые недели оккупации в городе можно было рассчитываться гривнами, Украина продолжала начислять зарплаты и пенсии, но оплатить покупки можно было только наличными, поэтому местным жителям приходилось искать "менял". “20-30% брали, обычно, от суммы. Некоторые жители, кто не получал никаких средств, жили сугубо на гуманитарку, - рассказывает Елена. - Продуктовые наборы выдавали где-то два раза в месяц. До людей "доходило" немного - большая часть оседала у тех, кто эту гуманитарку раздавал”. Не смотря на суровые условия жизни, определенное количество балаклейцев искренне радовалась приходу россии, говорят женщины. Некоторые и обнимались с оккупантами, говорили «Наконец то вы здесь». В интернете писали, что ждали их 8 лет. Говорили, что Россия здесь навсегда, теперь все будет хорошо. Однажды мы стояли в очереди за хлебом, - вспоминает Елена, - там бегала беспризорная собака с колорадской лентой на шее. Я ее подозвала и эту ленту сняла. Это увидела, выпекавшая хлеб, женщина ( тоже поклонница " русского мира"), выбежала из пекарни: "Кто снял ленту ?”. Затем приехали россияне, она им сразу доложила об этом. Один с автоматом ко мне подошел, спрашивает: " зачем вы это сделали?”. Говорю: "Зачем она собаке ?". Он мне: " больше так не делайте ". Потом на нас начали ругаться люди, мол, это родственники ВСУ-шника, пришли за русским хлебом, смотрите! Вас сейчас вывезут”. Украинскую символику местным приходилось прятать. “Мы вообще пытались не общаться ни с кем на эти темы. Очень опасно, никогда не знаешь, кто перед тобой. А обыски были постоянно, поэтому, если и были у кого-то дома какой-то флажок или что-то – все тщательно прятали. Ибо сдать оккупантам может кто угодно: пришел к тебе сосед, увидел желто-голубую ленту на полочке, и все – следующая остановка отдел полиции ”. Оккупанты ввели в городе комендантский час. Иногда горожанам запрещали выходить вообще. В темное время суток в Балаклее были слышны автоматные очереди. Выходишь на улицу - город опустел, ничего не работает. Оборванные линии электропередач, валяются столбы, ветки деревьев, стекло. Много зданий разрушено, без окон, разграблены магазины. Такая картина. Люди передвигались мелкими перебежками - из пункта "А" в пункт "Б" и быстрее домой. Посреди улицы красуется бигборд: "Мы с Россией один народ!". Через четыре месяца с начала оккупации, Елена решилась выехать из города вместе с дочерью и бабушкой. Ее мать приняла решение остаться в городе, ухаживать за животными и квартирами. Выпускали раз в неделю - по понедельникам. Надо было ехать через дамбу. С одной стороны российский блокпост, с другой - украинский. Мы доехали до последнего блокпоста оккупантов, после через дамбу надо было идти пешком с вещами. Там встречали наши волонтеры. Во время выезда россияне нас не трогали, но один мне сказал язвительно: " Смотрите, потом будете назад проситься ". Выпускали только женщин с детьми. Мужчинам выезд запретили”. Балаклея во время оккупации. Фото: соцсети "Лена, нас освободили!" 8 сентября пользователи соцсетей сообщили, что на главной площади Балаклеи подняли украинский флаг. В город вошли украинские военные. “ Тогда исчезла связь с мамой на несколько суток, поэтому мы об освобождении города узнали раньше, чем балаклейцы, - говорит Елена . – Это был период бесконечных звонков, следили за каждой публикацией, скрестив пальцы. За маму очень волновались, звонили ей постоянно, но тщетно. Она с несколькими соседями пряталась в подвале с 6 сентября, когда начались бои за город. Они слышали, как во дворе бегали солдаты рф, вопили, бегали по квартирам, взламывали двери, стреляли из окон. Затем слышали, как во двор заехала техника, оттуда били. Сидели максимально тихо, не выходили, общались шепотом - боялись, что разъяренные россияне что-то сделают. 8 сентября они услышали как кто-то рядом с домом разговаривает на украинском. Сначала долго прислушивались, а затем решились позвать: “Здесь люди! Мы в подвале!”. Через несколько минут кто-то снаружи подошел к двери. "Сколько вас?". " Девять! "Здесь есть женщины !”. Скрипнули петли и они увидели военного с синей лентой на рукаве. Он кричит: "Паляныця !". А они в ответ рыдают все : " Паляныця !". Им дали выйти на улицу, спросили, все ли у них есть: вода, еда. Мама попросила мне позвонить по телефону. Для этого нужно было подняться на четвертый этаж, только там была связь. Ей дали телефон, отпустили в сопровождении солдата. Она мне кричит в трубку: "Лена, нас освободилди!", а я в ответ рыдаю: "Я знаю, мамочка !". Она того солдата обнимала, целовала. Все плакали: и мужчины и женщины”. Балаклея после освобождения. Фото: Reuters Украинских военных в городе встречали с радостью, говорит Елена. «Мама живет рядом с трассой, говорит: как едут наши , все выходят их приветствовать, кричат "Слава Украине !", машут. Почему-то навстречу выбегали собаки и кошки. Это странное наблюдение, но животные действительно боялись россиян: бежали от них, если видели. А к нашим идут”. Сейчас, по словам жителей, в Балаклее продолжается зачистка. Формируется военная администрация, чтобы хоть как-то наладить быт. Уже задерживают коллаборантов, хотя они пытаются через Купянск выезжать в «ЛНР». Возле местной администрации поют украинские песни, гимн, а на здании реет желто-синий флаг. “Очень хотим домой, увидеть маму наконец, родное город. Там до сих пор опасно, есть заминированные участки. Дочь очень боится ехать назад после пережитого. Самое страшное – это жить под флагом россии. Мама говорила мне: если бы так случилось что не смогли бы освободить город , я бы пешком шла оттуда, все бы оставила. Надеемся, что в жизни балаклейцев и других деоккупированных городов, этот ужас никогда не повторится”. Яна Сергеева, специально для «ОстроВа»
